Меню

• Рок-музыка
• R'n'B
• Графитти
• Скейтинг
• Паркур
• Музыкальные субкультуры в Казахстане

Молодежная культура в Республике Казахстан

Вместо предисловия

А.Н.Тесленко (г.Астана, Казахстан)

СОЦИАЛИЗАЦИЯ  МОЛОДЕЖИ В РЕСПУБЛИКЕ КАЗАХСТАН: СУБКУЛЬТУРНЫЙ ПОДХОД

In the article “Youth Socialization in Kazakhstan: subcultural approach ” by Alexander Teslenko there is examined “youth culture” phenomena according to process of socialization.   Youth socialization as an integrated process of  organization and self-organization (self-reflection) in rapidly changing socium is possible if, there is a proper acknowledgement of person priority as a subject of social relation. Realization of this position is more successful in the limits of youth culture. Analysing the youth culture as social and cultural system author of the article convincingly reveals the characteristics, factors and mechanisms of  alternative means of socialization. He presents classification of youth subcultural  movements in Kazakhstan. 

Отношение общества к молодежи, положение и роль молодежи в обществе становятся сегодня лакмусовой бумажкой на его современность  и способность быстро прогрессировать. Молодежь – своего рода социальный аккумулятор тех трансформаций, которые всегда постепенно (день за днем, год за годом) и потому незаметно для общего взора происходят в глубинах общественной жизни, ускользая от внимания большинства. Это критические взгляды и настроения в отношении существующей действительности, новые идеи и та энергия, которые особенно нужны в момент коренных реформ. Как носитель огромного интеллектуального потенциала, особых способностей к творчеству (повышенные  чувственность, восприятие, образность мышления, и т.п.), молодежь –  ускоритель внедрения  в практику новых идей, инициатив, новых форм жизни, ибо по природе она противник консерватизма и застоя. Таким образом, молодежный возраст сегодня – это понятие не столько демографическое, сколько социальное и политическое.

В общественном мнении молодежь обычно ассоциируется с понятиями «молодежная субкультура», «youth culture». Субкультура (subculture) – система ценностей, установок, способов поведения и жизненных стилей определенной группы, отличающаяся от господствующей в обществе культуры, хотя и являющейся ее прямым генетическим порождением. Некоторые исследователи рассматривают практику субкультур как выражение оппозиции господствующей культуре (М.Брейк, Р.Швендтер). Субкультуры, как «системы значений, способов выражения или жизненных стилей» развивались социальными группами, находившимися в подчиненном положении, «в ответ на доминирующие системы значений: субкультуры отражают попытки таких групп решить структурные противоречия, возникшие в более социетальном контексте».  [1]

Молодежная субкультура как социокультурная система характеризуется следующими особенностями:

1. Она является частью, или даже подсистемой того общества, к которому принадлежит молодежь (отсюда и приставка суб-, указывающая на подчиненность, в слове «субкультура»). Однако она всегда сохраняет относительную автономию и самостоятельность. Не существует некой единой, целостной, обособленной молодежной культуры, а есть эклектичное смешение порой взаимоисключающих позиций. Отличная точка зрения имеет скрытый стратегический дискриминационный характер: низводит значение молодежной субкультуры до значения локального социокультурного феномена, ограниченного пределами только молодежи как «мировоззренчески незрелой части населения».
2. Молодежная субкультура представляет собой гомеостаз, отличающийся демократизмом и мобильностью. Она включает в себя ряд более или менее ярко выраженных признаков (ценностные ориентации, нормы поведения, жаргон, способы времяпрепровождения и т.п.), каждый из которых обладает относительно устойчивой структурой, адекватно отвечающей меняющимся социокультурным реалиям. Выраженность тех или иных признаков и мера оформления субкультуры в целом зависит от возраста и меры экстремальности условий жизни ее носителей. В конце ХХ века социологи, например, знали, что подавляющее часть фанатов хеви-металл (79%) – это подростки, 59% которых – выходцы из неблагополучных и мало обеспеченных семей. Примерно из этой же молодежной среды рекрутировались поклонники панк-рока. Напротив, близкие к поп-музыке стили рока («Браво» и др.) имели наибольший успех в среде благополучных молодых людей в возрасте 18-30 лет.
3. Субкультуры молодежи разных стран при кажущейся типичности, обладает своими особенностями. Например, и на Западе,  и в бывшем СССР рок-музыка как символ молодежной культуры, однако акценты глубоко национальны: если на Западе стержнем жанра был ритм, то в «советском роке» таковым было слово.
4. Молодежная субкультура является продуктом неформального (свободного) общения, а основным регулирующим принципом взаимоотношений – групповая или возрастная (поколенческая) солидарность. Социальное взаимодействие в них, как правило, деперсонализировано. Вместе с тем, эти неформальные «тусовки» для молодежи служат средством самоопределения, той референтной группой, причисляя себя к которой, юноша находит свое место в отношениях «Я – МЫ – ОНИ».

  Основными  факторами, во многом предопределяющими возникновение и развитие альтернативных способов социализации, формирования общественных взаимоотношений являются:

• разрушение общепринятой картины истории и культуры, коллективистских ценностей;
• неразвитость прагматических установок, сопряженных с индивидуальной ответственностью;
• деформация и беспомощность традиционных институтов социализации и воспитания;
• вытеснение молодежи на периферию материального и духовного производства.

Решающим фактором активизации процессов группообразования, интеграции и организационного оформления взаимоотношений молодежи и социума, по мнению Г.И.Забрянского, является аутсайдерство, превращающееся в серьезное препятствие для удовлетворения социальных притязаний молодежи, ее потребности в самореализации, самоутверждении и т.д. Отсюда, доминирующими стимулами объединения, вхождения в группу являются:

• боязнь остаться в изоляции;
• потребность в безопасности, понимании, авторитете, нужности («там я впервые почувствовал себя равным, там я нужен);
• реальная возможность выбора наиболее удобного способа самоутверждения, нередко альтернативного традиционному, общепринятым нормам поведения и т.п.

  Аутсайдерство – то общее, что сближает молодежное субкультурное сообщество и притягивает ее членов друг к другу. Это социально-психологическая действительность, которая питает образование неформальных групп с антиобщественной ориентацией, а ограничение возможности удовлетворения потребностей и реализации интересов ускоряют превращение субъективной готовности к выбору противоправных способов протеста и самореализации в объективную реальность. Если обществу не удастся создать для всех молодых людей (не зависимо от того, какое место в  обществе занимают их родители и в какой социально-территориальной зоне они проживают) одинаковые возможности для проявления и полной реализации, в будущем можно ожидать эскалацию молодежного насилия, цинизма, жестокости.

  В основе молодежного асоциального поведения непреодолимого желания молодого человека (на уровне бессознательного и инстинктивных импульсов) лежит стремление включиться в группу и прежде всего участвовать в «коллективной агрессии». В нормальных условиях потребность в групповой идентификации удовлетворяется внутри культуры и через посредничество культуры. Если же обстоятельства мешают этому, то молодой человек удовлетворяет свою потребность в групповой идентификации, выбирая «объект замещения» (З.Фрейд), причем может быть самый не подходящий. Например, как показали исследования, подростки начинают употреблять наркотики частично от скуки, однако в первую очередь из желания принадлежать хоть к какой-нибудь группе. Точно так же они втягиваются в полукриминальные и преступные банды, которые отличаются от неформальных групп молодежи отсутствием культурной традиции и часто не имеют иной цели, кроме реализации агрессивных импульсов.

Фактически иначе, чем через «МЫ» неформальной общности, молодой человек никак не представлен в своем сознании. Лишь подчиняясь ритуалу неформальной группы, некоторым нормам поведения и общения, заменяющим ему реальный язык жизни, он оказывается способным вычленить себя из временного и пространственного континуума. По сути, каждый из членов группировки существует не как отдельный индивид, а лишь как «маска» общности, как «роль», способ действия, предписанный «маске». Реальное воспроизводство ритуала общения напоминает мифологическое сознание и, по всей видимости, представляет собой его современную разновидность.

Генерационное отчуждение молодежи, выступающее в качестве психологического антонима «Мы – Они», особенно явственно проявляется на уровне собственно культурных (в узком смысле) стереотипов молодого поколения: есть «наша» музыка, «наша» мода, «наше» общение, а есть «папино/мамино». Другими словами, это отдельный мир, который приносит молодежи ощущение самостоятельности и самодостаточности. И здесь обнаруживается третий (наряду с социальным и межпоколенным) аспект отчуждения молодежной субкультуры – культурное отчуждение, т.е. отрыв молодого поколения от многообразия культурного наследия.

Можно предположить, что и евразийские, и западные молодежные субкультуры – результат осознанного поиска новой идентичности, выстраивания нового стиля. Для молодежных субкультур Запада источником конструирования романтизированного и идеализированного образа отличной от наличной цивилизации или культуры («культурный миф» или «культурная утопия») стали буддийский Восток, Африка, культура североамериканских индейцев и т.д. В отличие от отечественной практики это было именно конструирование, нежели заимствование: образ чужой культуры очищался от неприемлемых черт, пополнялся собственными интерпретациями культурных феноменов. Для постсоветского пространства таким источником стал Запад.[2]  Причем, если в России западные образцы субкультурных стилей во многих случаях перерабатывались и переосмысливались в соответствии с особенностями российского менталитета (хиппи — «Митьки» и т.д.), то в Казахстане заимствовался уже готовый российский «полуфабрикат». Но за последние десять лет, из полуподпольной субкультуры в лице запиленных дисков и магнитоальбомов она превратилась в сферу шоу-бизнеса и стала частью актуальной (массовой) культуры.

 Де-факто, Казахстан на карте субъектов «youth culture» отсутствует. Казахстанская молодежь – потребители зарубежной (дальних и ближних) духовной продукции. Казахстанские «юзы» (от англ.  youth – молодой человек, юноша) практически не имеют своих поп-идолов, молодежные музыкальные программы («31-канал», Ас-ТВ, Шахар) безлики и безидейны (в смысле собственных идей). И дело здесь не в отсутствии профессионалов или технической базы, главное – казахстанцы, как молодые, так и старые не осознают себя единым народом.

Современное казахстанское общество представляет собой «поле битвы» двух больших разно ориентированных социальных групп, двух противоречащих друг другу тенденций. С одной стороны, это та часть общества, которая воспитана в рамках русской культурной традиции, и потому ориентирована на ее продолжение в Казахстане независимо от степени его политической независимости. С другой, сторонники самобытности казахской национальной культуры, ее самодостаточности и независимости от воздействий других культур, и в первую очередь русской, а это предполагает создание этнокультурного и суверенного Казахстана.   В самом общем виде речь идет об ориентациях на Запад и Восток. 

Понимание социокультурного дуализма казахстанского общества позволяет по новому взглянуть на происходящее в молодежной среде. Клановое мышление проникает во все сферы общественной жизни, всячески мешая формированию единого культурного поля, в котором представители разных наций и социальных групп имели бы общие ценности и ориентиры. Культурный вакуум, наблюдаемый в Казахстане, создает общую картину бездуховности и апатии, царящих в умах молодых казахстанцев.
Пропагандируемый и восхваляемый на всех уровнях и на все лады западный образ мышления накладываясь на ментальность и социокультурные стереотипы народа дает уродливые гибриды. В условиях авторитарных методов управления и серьезных ограничений в политики и экономике только самореализация в рамках молодежной культуры может реально позволить социализироваться харизматической личности.

С этих позиций классификация молодежных культур, разработанная применительно к странам Европы и Северной Америки, в условиях Казахстана должна быть значительно модифицирована.
С.А.Сергеевым предложена следующая их типология:

• романтико-эскапистские субкультуры (хиппи, индеанисты, толкинисты, с известными оговорками — байкеры);
• гедонистическо-развлекательные (мажоры, рокеры, рэйверы, рэпперы и т.п.);
• анархо-нигилистические (панки, экстремистские политизированные субкультуры «левого» и «правого» толка);
• криминальные (люберы, гопники).[3]

Т.Б.Щепанская дополняет данную классификацию широко представленной на постсоветском пространстве религиозно-мистической субкультурой (кришнаиты и т.п.), спортивной (культуристы, качки) и интеллектуальной (хакеры, КВНщики). А.А.Шмелев проводит типологизацию по субкультурным атрибутам: идеология, образ жизни, внешний вид и форма одежды, музыкальные предпочтения и т.д.[4]

Нам не известны попытки типологического анализа молодежных субкультур в Казахстане, кроме попытки автора с научной точки выявить региональную особенность данного социокультурного феномена в рамках исследовательского проекта «Образовательная и молодежная политика Республики Казахстан в свете Программы «Казахстан-2030» на базе НИЦ «Евразийство».[5]
«Субкультурный бум» конца 80-х – начала 90-х гг. в России практически не затронул казахстанскую молодежь, за исключением г.Алматы и не которых крупных областных центров (Караганда, Павлодар, Кустанай). Это в известной мере оправдано, т.к. субкультурные инновации распространяются в первую очередь среди молодежи столиц.

В целом молодежного неформального движения в Казахстане свойственна субкультурная диффузия, смешение различных направлений моды и идеологий. Преобладают субкультуры гедонистически-развлекательного толка (рэйверы, роллеры и т.д.).

Субкультуры, по-Сергееву С.А. относимые к анархо-нигилистическим или радикально-деструктивным, в настоящее время маргиналы среди молодежных субкультур. Это относится к разного рода субкультурам религиозного толка (кришнаиты, вахабиты, лимоновцы, сатанисты и т.д.), сексуальной ориентации (гомосексуалисты). Конспиративный характер многих из них затрудняет их подробное и объективное описание.

 Наконец, криминальная молодежная субкультура, расцвет которой приходится на конец 80-х – начало 90-х гг. Анализ современной ситуации позволяет нам выявить два основных направлениякриминальной молодежной субкультуры:

1. контролируемое организационной преступностью;
2. стихийное, неконтролируемое преступным миром.

 Организованная преступность, используя новые социальные условия,  стремительно вторгается во все сферы экономической и общественной жизни, активно вовлекая в свои ряды молодежь. Правоохранительные органы регистрируют стабильное увеличение групповых преступлений в шести регионах страны из шестнадцати: Алматинская область (0,1%), Атырауская область (5,8%), Восточно-казхстанская (6,9%), Карагандинская область (7,0%), Кызылординская (95,9%), Кустанайская (4,0%), Павлодарская область (2,2%), Южно-казахстанская область (23,7%). Особенно резкий рост наблюдается в городах Алматы (63,1%) и Астана (78,3%) /383/.  Приемы вовлечения используются самые разные: на уровне дворовой группы оно происходит почти в игровой форме, умело подается романтика уголовного мира, используются элементы игры в заурядных кражах, провоцируются территориальные «разборки» между различными молодежными группировками, в ходе которых преступники выступают в роли третейского суда. Рекрутированная таким образом молодежь, в основном учащиеся школ, ПТУ, безработные, доказывая свою верность «воровским законам», терроризируют сверстников, забирают деньги, требуют приносить ценные вещи и продукты питания.

Проникновение преступной идеологии в молодежную среду подтверждает то обстоятельство, что в сознании некоторой части подростков и более старшей молодежи укрепляется мнение о том, что быть судимым, носить знаки принадлежности к уголовному миру чуть ли не признак высочайшей доблести.
Оказавшись в ситуации, когда не то что честь и достоинство, а  элементарная безопасность, гарантированность от физического насилия и даже убийства находится под угрозой, большая часть молодежи, независимо от субкультурной принадлежности объединяется в целях самозащиты («кулачное право» в идеально-типически чистом виде). Такое «естественное» объединение молодых людей мало, чем отличается от объединения в стаи у животных, обеспечивающих таким образом свое жизненное пространство. Образовавшиеся стихийные объединения находятся в состоянии «войны против всех» по принципу «свои – чужие» (например, в Астане замечены случаи избиения иностранных рабочих). Причем эта «война» захватывает в ряде городов Казахстана столь значительное число молодежи, что полиция явно не в силах затушить ее (Алматы, Шимкент, Тараз, Темиртау). А ее разлагающее воздействие на общественные нравы оказывается так далеко идущим, что улицы городов оказываются небезопасными не только для участников междоусобицы, но и для всего остального населения, причем не обязательно с наступлением сумерек. Часто подростковые (или «переростковые») группировки, вставшие на путь перманентных кровопролитных столкновений, автоматически становятся криминальными, находящимися в конфликте как с законом, так и общечеловеческой нравственностью.  В этой кровавой сатире на подростковую игру в «казаки-разбойники», молодежь учиться стиранию различий между подвигами и преступлением, справедливостью и беззаконием, нравственностью и аморализмом, добром и злом. 
При всей эклектичности картины разнообразных молодежных движений и субкультур, следует подчеркнуть, что большинство из них ориентированы либо на проведение досуга, либо на передачу и распространение информации. И это неслучайно. Постиндустриальная парадигма социализации знаменуется переворотом во всех отношениях: она связана, во-первых, с переходом от малоподвижных социально-групповых “монолитов” (классов) к динамичным малым группам временного (функционального) характера, идентификация индивида с которыми всегда условна, а, во-вторых, с новым статусом социокультурных, ментальных факторов, духовного производства в целом. Гарантии, которые давались базисно-надстроечным детерминизмом, превращающим процесс социализации в довольно упрощенную процедуру включения природно-биологического индивида в социальную среду сегодня несостоятелен.

Современное общество лишено того единого основополагающего центра, вокруг которого вращается социальная жизнь. В этой связи следует отметить, особые формы социокультурной дифференциации, примеры которой мы уже можем наблюдать. Молодые люди практически целиком ориентируются на центры и местной среде не принадлежат. Это продуктивно с точки зрения социальных новаций –  возрастает мобильность молодежи, ее готовность осваивать новую территориальную, профессиональную, научно-техническую, культурную среду, что является первостепенно важным в условиях транзитного состояния общества в эпоху НТР. Но создает и ощутимые дисгармонии в воспитании молодежи, в общем процессе ее социализации. Способность к новациям развивается в ущерб усвоению долговременных социально-культурных норм и ценностей, способность ориентироваться в техногенной среде – в ущерб общекультурной интеграции.
Современные преобразования стандартов поведения молодежи детерминировано, главным образом, научно-технической революцией, имеющей два основных направления связи науки с социальной практикой:

•  использованием знаний для преобразования техногенной среды;
•  использование знаний для преобразования гуманитарного фактора.

Последнее выводит нас к сфере молодежного досуга. Социальная коммуникация является цементирующим началом жизнедеятельности современного человека. Львиная доля времени, сил молодого человека посвящается учебной или производственной деятельности, которая автономна по отношению с местной среде, территории. Информация, нормы, правила, все то, что мы называем в быту «модой» не идут от местной среды. СМИ, индустрия развлечений нивелируют досуг жителей разных регионов, придавая ему единое измерение. Престижные модели досуга привносятся в провинциальную среду извне, идут из крупных культурных центров. Мало того, они порождают свой тип социума, альтернативный базовому. Как альтернатива «официальных» институтов социализации, формируются своеобразные «контр-группы» досуга. И если идентификация личности в рамках формальных групп (студенческая группа, производственный коллектив, семья) ослабевает, то идентификация с группами досуга, напротив, усиливается.

В конце 60-х – начале 70-х годов, столкнувшись с острыми социально-педагогическими проблемами, западное общество обратилось к феноменологии, усилило влияние гуманистической психологии – вместо утопии светлого будущего, уходящего за пределы сегодняшнего дня, оно предложило утопию досуга, создающую контрсистему гедонизма и действующую уже сегодня – в конце рабочего дня, рабочей недели, годового цикла. Вместо принципа социальной утилизации досуга (досуг как восстановление сил для труда, средство “всестороннего развития личности” и т.п.) был выдвинут принцип индивидуалистического присвоения досуга личностью, рассматривающей его исключительно как способ социально не контролируемой самореализации (с позиций «самоактуализации» А.Маслоу, «самореализации» Э.Фромма). Свобода творчества, ушедшая из официальных институтов социализации, была компенсирована досугом как временем социокультурного творчества – раскованных личностных импровизаций. 

Западная цивилизация пошла на риск асоциального досуга, осознавая то, что индивиды, совращенные досугом, не хотят возвращаться в лоно социальных институтов, к бремени повседневных обязанностей. Риск социальной детренированости, демобилизации поколений несомненно существовал и существует, но он того же порядка, как риск предпринимательства или научного творчества. 

Может быть, нонконформизм молодежного досуга есть один из способов прерывания инерции развития личности, которые сегодня встречаются с недоверием, а завтра, не исключено, станут насущными? Думаю, данный прецедент не заставит себя долго ждать. Во-первых, с одной стороны, значительная часть молодых казахстанцев в силу возрастной предрасположенности стремиться к самореализации и самоутверждению, с другой – в казахстанском обществе  велика потребность в харизматических личностях, которые проявить себя в полной мере и без опасных последствий могут лишь в youth culture. Во-вторых, то противостояние восточного менталитета западному, которое сегодня рассматривается как проблема, завтра может родить ту форму толерантной культуры, к которой стремиться весь мир. И если для других стран, эта тенденция носит, скорее, форму ожидания и желательных изменений, то для поликультурного Казахстана такая форма социокультурной интеграции органически необходима. Находясь на стыке Запада и Востока как в географическом, так и культурно и политическом смысле, Казахстан испытывает необходимость практического решения этой проблемы, т.к разность мировосприятия ощущается здесь более напряженно, поскольку различные в самой своей основе культуры соседствуют в каждом конкретном казахстанском городе или селе.
 

Друзья, я жду ваших исследовательский, литературных, творческий материалов по актуальным проблемам молодежной культуры. Приглашаю вас к заинтересованному диалогу! Пишите!